Пять поросят [= Убийство в ретроспективе] - Агата Кристи

Мисс Уоррен, помолчав, снова принялась за рассказ:

— Разумеется, я вела себя отвратительно. Я была ужасно избалована. Но дело вовсе не в этом. Мы ведь говорим с вами о Кэролайн. Та вспышка ярости оставила у нее на всю оставшуюся жизнь отвращение к подобного рода действиям. Кэро всегда следила за собой, жила в постоянном страхе, как бы не случилось чего-либо подобного. И предпринимала придуманные ею самой меры предосторожности. Так, например, она позволяла себе, как ни странно, быть несдержанной на язык. Она решила (и мне представляется, что с точки зрения психологии она была совершенно права), что, выговариваясь, сумеет выплеснуть накопившийся гнев. И из опыта убедилась, что этот метод вполне срабатывает. Вот почему мне доводилось слышать, как Кэро говорила: «Я бы с удовольствием разорвала его на куски и жарила их в кипящем масле на медленном огне». А мне или Эмиасу грозила: «Если будешь действовать мне на нервы, я тебя прикончу» Она часто ссорилась с людьми и всегда переходила на крик. Она понимала, что легко возбудима, и намеренно давала этому возбуждению выход. У них с Эмиасом были фантастические по накалу ссоры.

— Да, об этом многие свидетельствуют, — кивнул Эркюль Пуаро. Говорят, что они жили как кошка с собакой.

— Именно, — подтвердила Анджела Уоррен. — Что было совершенно несправедливым и сбило с толку присяжных. Конечно, Кэро и Эмиас ссорились! Кричали во весь голос, оскорбляя друг друга последними словами. Но никто не замечал, что они получают от этого удовольствие. Поверьте мне! Им обоим были по душе такие драматические сцены. Большинство людей этого не переносят. Люди предпочитают мир и тишину. Но Эмиас был художником. Он любил кричать, угрожать, грубить. Выпускал, так сказать, пар. Он был из тех мужчин, которые, потеряв запонку, вопят на весь дом. Я понимаю, это звучит странно, но Эмиас и Кэролайн по-своему развлекались такой жизнью с беспрерывными ссорами, а потом примирениями.

Она нетерпеливо дернула рукой.

— Если бы только меня не убрали из зала суда, не выслушав до конца, я бы им все это объяснила. — Она пожала плечами. — Правда, не думаю, что мне бы поверили. И кроме того, тогда я не представляла себе все так ясно, как нынче. Я всегда об этом знала, но всерьез никогда не задумывалась и, уж конечно, не собиралась предавать огласке.

Она посмотрела на Пуаро.

— Вы, разумеется, понимаете, о чем я говорю? Он энергично закивал головой.

— Конечно, мадемуазель. Есть люди, которым скучно, когда все вокруг с ними согласны. Чтобы жизнь была полноценной, им требуется возражение.

— Именно.

— Позвольте мне спросить вас, мисс Уоррен, а какие чувства испытывали вы в ту пору?

Анджела Уоррен вздохнула.

— В основном смятение и беспомощность. Мне все это казалось кошмаром. Кэролайн вскоре арестовали — дня через три. Я до сих пор помню, как я негодовала, возмущалась и по-детски надеялась, что все это нелепая ошибку, которая тотчас будет исправлена. Кэро же в основном волновалась за меня она требовала, чтобы меня по возможности держали подальше от всего этого. Она почти сразу заставила мисс Уильямс увезти меня к каким-то родственникам. Полиция не возражала. А затем, когда было решено, что моих показаний не требуется, меня постарались поскорее отправить за границу. Я ужасно не хотела ехать. Но мне объяснили, что этого хочет Кэро и что если я уеду, то тем самым только помогу ей. Помолчав, она добавила:

— И вот я уехала в Мюнхен. Я была там, когда огласили приговор. Меня ни разу не допустили к Кэро. Она сама не хотела меня видеть. Это был, по-моему, один-единственный случай, когда она отказалась выполнить мое желание.

— Я не разделяю вашего мнения, мисс Уоррен. Посещение горячо любимого человека в тюрьме могло бы произвести тяжкое впечатление на юную чуткую душу.

— Возможно. Анджела Уоррен встала.

— После вынесения приговора, когда мою сестру признали виновной, она написала мне письмо. Я никогда его никому не показывала. Мне кажется, я должна показать его вам. Оно поможет вам понять что представляла собой Кэролайн. Если хотите, можете показать его и Карле.

Она пошла к дверям, затем, остановившись, сказала:

— Пойдемте со мной. У меня в комнате есть портрет Кэролайн.

Секунду Пуаро стоял, не сводя глаз с портрета.

Написан он был весьма средне. Но Пуаро смотрел на него с любопытством. Разумеется, его мало интересовала художественная ценность портрета.

Он видел чуть удлиненное, овальной формы лицо с округлой линией подбородка. Кроткое, даже робкое выражение лица свидетельствовало о натуре неуверенной в себе, эмоциональной, наделенной душевной красотой. Не было в нем той энергичности и жизненной силы, которая была у ее дочери, той силы и радости жизни, которые Карла Лемаршан, несомненно, унаследовала от своего отца. Женщина на портрете была существом с комплексами. Тем не менее, глядя на нее, Эркюль Пуаро понял, почему одаренный воображением Квентин Фогг был не в состоянии ее забыть.

Появилась Анджела Уоррен — на этот раз с письмом в руке.

— Теперь, когда вы увидели ее, — тихо сказала она, — прочитайте письмо.

Он осторожно развернул письмо и прочел то, что написала Кэролайн Крейл шестнадцать лет назад.

«Моя любимая малышка Анджела!

Тебе скоро станут известны дурные новости, и ты огорчишься, плакать не стоит. Я никогда тебе не лгала, не лгу и сейчас, когда говорю, что я по-настоящему счастлива, ибо испытываю истинную радость и покой, каких не знала до сих пор. Все хорошо, родная, все хорошо. Постарайся забыть прошлое, ни о чем не жалей, живи и будь счастлива. Ты сумеешь добиться многого, я знаю. Все хорошо, моя родная, я ухожу к Эмиасу Мы будем вместе, я не сомневаюсь. Без него я все равно не могла бы жить… прошу тебя — из любви ко мне будь счастлива. Я тебе уже сказала, я счастлива Долги всегда нужно возвращать. Как хорошо, когда на душе покой.

Любящая тебя Кэро».

Эркюль Пуаро прочитал письмо дважды. Затем отдал ей назад.

— Чудесное письмо, мадемуазель, и по-своему необыкновенное. Весьма необыкновенное, — сказал он.

— Кэролайн, — откликнулась Анджела Уоррен, — была необыкновенной женщиной.

— Да, мыслила она оригинально… Вы считаете, что это письмо свидетельствует о ее непричастности к убийству?

— Конечно.

— Прямо об этом в нем ничего не говорится.

— Кэро была уверена, что я не сомневаюсь в ее невиновности.

— Понятно… Но его можно рассматривать и как свидетельство ее виновности: очищаясь покаянием, она обретает покой.

Что совпадало, подумалось ему, и с ее поведением в зале суда. В эту минуту, пожалуй, он всерьез засомневался, правильно ли поступил, взявшись за расследование этого дела. До сих пор все безоговорочно свидетельствовало о вине Кэролайн Крейл. А теперь даже ее собственное письмо служило уликой против нее.

На другой стороне весов пока покоилась только твердая уверенность Анджелы Уоррен. Анджела, не сомневался он, хорошо знала Кэролайн, но ее уверенность могла быть всего лишь фанатичной преданностью подростка, обожавшего свою горячо любимую сестру.

Словно прочитав его мысли, Анджела Уоррен сказала.

— Нет, мсье Пуаро, я знаю, что Кэролайн невиновна.

— Самому господу известно, — живо откликнулся Пуаро, — как мне не хотелось бы уверять вас в противном Но будем практичны. Вы говорите, что ваша сестра невиновна. Что же тогда, по-вашему, произошло?

— Я понимаю, что согласиться с этим трудно, — кивнула Анджела. Думаю, Эмиас покончил с собой, как и утверждала Кэролайн.

— Похоже ли это на него?

— Нет, не похоже.

— Но в данном случае вы не утверждаете, как в случае с Кэролайн, что этого быть не может?

— Нет, потому что большинство людей совершают весьма странные поступки, порой совершенно несовместимые с их характером. Но я допускаю, что если хорошо знать этих людей, то можно найти объяснение их поступкам.

— Вы хорошо знали мужа своей сестры?

— Хорошо, но не так, как знала его Кэро. Мне трудно поверить в то, что Эмиас был способен убить себя, но я считаю, что он мог совершить подобный поступок. И, наверное, совершил.

— Других объяснений вы не допускаете? Анджела покачала головой, но вопрос чем-то ее заинтересовал.

— Мне понятно, о чем вы спрашиваете… О такой возможности я, честно говоря, никогда не задумывалась. Вы хотите сказать, что его мог убить кто-то другой? Что это было умышленное хладнокровное убийство…

— Могло такое случиться или нет?

— Да, могло… Но вряд ли это похоже на истину.

— Менее похоже, чем версия о самоубийстве?

— Трудно сказать… Вроде не было основания кого-либо подозревать. Да и сейчас эта мысль представляется мне абсурдной.

— Тем не менее давайте рассмотрим эту версию. Кто из лиц, причастных к этому делу, наиболее подходит к роли убийцы?